2/12. Новозаветная текстология

12.07.2018. APCNEWS.RU.    История возникновения, развитие, проблемы и современное состояние новозаветной текстологии как научной дисциплины.

Об этом  Служба новостей APCNEWS.RU со ссылкой на сайт Magisteria.ru. 

Зарождение новозаветной текстологии

Происхождение и ранняя история текста Нового Завета — одна из серьезных научных проблем, которая до сих пор не получила однозначного решения. Большинство читателей Библии, Нового Завета имеют дело в первую очередь с печатным текстом, однако этот печатный текст в виде греческого подлинника, латинского перевода, славянского или русского появился в определенную эпоху, и в его основе лежит тот или иной набор рукописных источников. И вот выбор этих рукописных источников, их оценка, возможность их исправления, насколько достоверно они передают и сохраняют на протяжении веков первоначальный текст — это то, чем занимается новозаветная текстология.

Научная текстология развивалась в первоначально рамках западной традиции и уходит своими корнями в средневековую практику исправления, улучшения текста латинской Вульгаты. Конечно, в античную эпоху тоже существовала традиция критики текста, однако, к сожалению, она прервалась в раннее Средневековье, но тем не менее она тоже для нас значима. О ней я скажу немножко дальше. Так вот, возвращаясь к истории новозаветной текстологии, изначально поновление текста Вульгаты шло исключительно по латинским рукописям, однако постепенно, особенно начиная с XII-XIII века, богословы и филологи начли осознавать, что во многих случаях необходимо обращаться к греческому подлиннику. В позднее Средневековье в Европу стало поступать большое количество греческих рукописей, особенно массово после падения Константинополя, и на основании этих рукописей стали проводиться исправления латинского текста. Он стал с ними сличаться и корректироваться тем или иным образом.

Особенно важно это стало в связи с появлением книгопечатания, когда нужно было подготовить уже более единый, цельный, универсальный текст. Первоначально ориентировались на случайный набор рукописей и выбирали из них те, которые казались более качественными. Лишь постепенно исследователи стали понимать, что греческий текст тоже очень разнообразный и степень древности рукописей тоже довольно сильно отличается.

Одним из наиболее значимых проектов, который осуществлялся уже на переломе эпох, в начале нового времени, — это создание так называемой «Комплютенской полиглотты». Работа над этим проектом шла под руководством кардинала Хименеса де Сиснероса. Особенно значима там, конечно, ветхозаветная часть. Для текста были подобраны переводы Ветхого Завета на разные древневосточные языки: наряду с латинским и греческим текстом древнееврейский и арамейский, сирийский и так далее.

Но новозаветная часть тоже имела определенное значение. К сожалению, ее не удалось издать вовремя, и проект «Комплютенской полиглотты» в части Нового Завета опередил гуманист Эразм Роттердамский. Вот тот текст, который издал Эразм, он на несколько столетий вперед стал считаться нормативным текстом греческого Нового Завета, и в традиции он получил латинское название Textus Receptus, то есть общепринятый текст.

Эразм, конечно, стремился посмотреть как можно больше греческих рукописей, но в ту эпоху это было крайне трудно, и тот набор, который он подобрал для печати, оказался не совсем удачным. В основном это были, конечно, поздние рукописи, не старше XII века, в основном, XIV, XV век, и многие из них были дефектными. Особенно известна ситуация с Апокалипсисом, Откровением Иоанна Богослова. Тот текст, который попал в руки к Эразму, он оказался очень сильно поврежденным. Там были переставлены местами главы, каких-то отрывков не хватало, и, естественно, впоследствии пришлось это исправлять.

Тем не менее при жизни Эразма его труд выдержал три издания и потом многократно переиздавался, поновлялся многими издателями, Этьеном (Стефанусом) и многими издателями уже и в XVII, XVIII, XIX веках. И этот текст послужил основой и для переводов на новые европейские языки: для немецкого, выполненного Лютером, для английских Библий, в том числе для Библии короля Иакова, и впоследствии, в XIX уже веке, для синодального русского перевода.

Кодекс Безы и Александрийский кодекс

То, что этот текст не столь совершенен, как казалось поначалу, стало выясняться постепенно, по мере появления все новых и более древних рукописей. В частности, еще в XVI веке стал известен так называемый кодекс Безы. Это рукопись, которая датируется V веком, и она является двуязычной. Там есть и латинский текст, и греческий, выписанные параллельно.

Текст этот получил название по имени протестантского ученого, Теодора Безы, который получил его после разорения Лиона гугенотами, исследовал его предварительно, обнаружил, что текст очень сильно отличается от того греческого текста, который был к тому моменту широко известен, и передал его в дар Британской библиотеке.

Надо сказать, что лавры первооткрывателя Безе присуждаются напрасно, по той причине, что текст этот был до этого уже хорошо известен католическим ученым, которые даже приносили его на Тридентский собор, и то, что текст, который в нем содержится, во многих позициях отличен и уникален, было уже хорошо известно. То есть, по сути дела, Беза просто предъявил тот текст, который был украден, и сделал его общедоступным.

Наряду с кодексом Безы был также известен уже в это время так называемый Ватиканский кодекс, который происходил из коллекции кардинала Виссариона, перешедшего из православия в католичество, очень известного деятеля той эпохи, но Ватиканский кодекс по разным причинам вошел в оборот новозаветной текстологии позже других значимых рукописей. О нем я скажу еще чуть дальше.

Еще одна тоже рукопись, которая перевернула отношение к Textus Receptus, — это так называемый Александрийский кодекс, который по последнему владельцу из александрийской патриархии оказался в Великобритании, в Британской библиотеке. В связи с тем, что текст Библии был очень важен в спорах между католиками и протестантами, конечно, изучение этих памятников стало идти гораздо активнее, но тем не менее серьезных каких-то изменений в Textus Receptus внесено не было, то есть все это пока находилось на уровне каких-то предварительных обсуждений.

Научный метод и мифология эпохи

В XVIII веке значимым шагом в развитии новозаветной текстологии стала работа Бенгеля, который одним из первых стал говорить о том, что рукописи необходимо распределять по семьям, что их уже в древнюю эпоху существовало несколько типов или видов новозаветного текста, которые необходимо сличать между собой.

Но самый коренной перелом произошел уже в XIX веке, с развитием классической филологии. Наиболее серьезный вклад здесь внес немецкий ученый Карл Лахман. Лахман не только издал свой, реконструированный текст Нового Завета, но самое главное, что он разработал методику, как именно можно прийти, выявить самый древний вариант текста. Это так называемый генетический метод, или метод составления стеммы рукописей. По мнению Лахмана, все известные источники греческого текста можно выстроить в такую древовидную структуру, и даже если архетип всех сохранившихся рукописей утерян, то путем сличения рукописей и выявления наиболее древних можно этот архетип, или протограф реконструировать. Вот в этой гипотезе кроется одна очень серьезная проблема, которая долгое время исследователями не осознавалась.

Дело в том, что ученые XIX и XX века при оценке работы новозаветных авторов исходили из представлений эпохи Просвещения, эпохи нового времени, когда считалось, что автор полностью ответственен за свой текст. Естественно, в ту эпоху у каждого автора сохранялись черновики его работы, можно было так или иначе определить, написан ли текст лично, и ученые считали, что и в древности ситуация обстояла точно так же. Апостол брал в руки перо или стилус и записывал некий текст, который затем становился известен и канонизирован церковью. Также считалось, что по мере бытования этого текста он постепенно повреждался из-за небрежности или недостаточной образованности переписчиков, которые вносили в него какие-то либо случайные, либо намеренные искажения, и поэтому так или иначе рукописный текст отошел от первоначального оригинала, и вот метод Лахмана вроде бы позволял первоначальный текст реконструировать.

Синайский кодекс и открытие папирусов

В XIX веке произошло еще несколько таких существенных, важных для новозаветной текстологии открытий. Во-первых, были обнаружены синайские рукописи и прежде всего Синайский кодекс, столь же древний, как Ватиканский и Александрийский, и датируется он IV веком. Точно так же, как в ситуации с кодексом Безы, дело было не совсем таким простым, как его описывают в учебниках. Текст Синайского кодекса был известен в том числе и русским ученым, которые бывали на Синае, однако лавры первооткрывателя достались немецкому ученому, Константину Тишендорфу.

Тишендорф сочинил целую легенду о том, как он случайно в мусорной корзине обнаружил листы древней рукописи, и как он спас этот кодекс от сожжения нерадивыми монахами, и как он потом упросил императора Александра II пожертвовать деньги, для того чтобы этот кодекс выкупить, привезти в Санкт-Петербург и издать.

На самом деле, так же, как и в ситуации с кодексом Безы, имело место, по сути дела, банальное воровство, прикрытое благими намерениями. Тишендорф не постеснялся сначала просто вырывать листы из этой ценной рукописи, ну а затем, конечно, благодаря патронажу русского императора, выкупил этот кодекс, и таким образом он стал известен общественности.

К сожалению, хотя он первоначально хранился в Санкт-Петербурге, в советское время его вместе со многими другими сокровищами продали на Запад, и в 1930-е годы он был перевезен в Англию и также оказался в Британской библиотеке. Причем известно, что англичане встречали его с огромной торжественностью, потому что это действительно очень важная древняя рукопись, но о ее достоинствах и недостатках я тоже дальше немного еще скажу.

Ну и, наконец, еще один аспект, который изменил новозаветную текстологию, — это начало массового открытия папирусов. Те кодексы, о которых я говорил до этого, они написаны на пергаменте, то есть на выделанной особым образом коже животных, но в античную эпоху, в апостольские времена прежде всего, наиболее массовым писчим материалом был именно папирус. Папирус стоил недорого. Египет был его основным производителем. Он достаточно широко использовался по всему Средиземноморью.

В основном, конечно, папирус использовался для изготовления свитков, но как раз именно в момент появления и распространения христианства стали распространятся и папирусные кодексы. Большинство раннехристианских рукописей представляют собой, как сейчас это стало очевидным, именно папирусные кодексы. Основная масса, конечно, была открыта в Египте, где климат и почва позволяют хранить их достаточно долго в неповрежденном состоянии, но повлияли на оценку текста Нового Завета папирусы уже после Второй Мировой войны.

Критическое издание Весткотта и Хорта

В конце XIX века вышел фундаментальный труд двух английских ученых, Весткотта и Хорта. Это был первый радикальный после Лахмана разрыв с Textus Receptus. Издание греческого текста Весткотт и Хорт готовили на основе Ватиканского кодекса.

Благодаря длительному изучению они пришли к выводу, что тот текст, который сохранился в Ватиканском кодексе, является наиболее архаичным и наиболее близким к апостольской эпохе. Папирусы им тогда еще не были доступны, но вот из всех греческих рукописей, которые они знали, они считали, что самый древний и надежный текст сохранился именно в Ватиканском кодексе.

Поскольку он хранился в Риме и до сих пор хранится в Ватиканской библиотеке, доступ к нему был ограничен, и многие исследователи, которые пытались, в том числе Тишендорф, получить к нему доступ, в свое время такой возможности не имели. И до сих пор доступ к нему достаточно серьезно ограничен, хотя есть уже хорошие и фототипические, и электронные издания, и достаточно надежные копии. Это действительно одна из очень важных рукописей.

Но поскольку текст, который получился в результате реконструкции Весткотта и Хорта, довольно сильно отличался от общеизвестного, это вызвало и в научном мире, и в широкой общественности серьезный скандал. Распространение этого текста вызывало даже бунты и протесты, скажем, в греческом мире. Весткотт и Хорт также внесли серьезный вклад в разработку теории типов текста. Вот это тоже еще один из аспектов новозаветной текстологии, который в последние годы ставится под очень серьезный вопрос. Тем не менее та модель, которая была разработана, сначала Весткоттом и Хортом, а потом уже в первой половине XX века Кирсопом Лейком, Стритером и целым рядом других ученых, она определила развитие новозаветной текстологии на следующие 100 лет. В чем ее суть?

Локальные типы новозаветного текста

Просматривая рукописи, исследователи пришли к выводу, что из всей массы греческих рукописей можно выделить определенные локальные типы и что эти рукописи не просто содержат некий близкий текст, но этот текст можно привязать к конкретной древней кафедре — к Александрии, Антиохии, Риму или Константинополю. Опираясь на это, можно говорить о том, что в тексте так или иначе отразились какие-то богословские, скажем, представления той или иной местной церковной традиции.

Было выделено несколько типов, и наиболее значимым считался так называемый александрийский. Самым худшим, с точки зрения и Весткотта и Хорта, и последующих текстологов, считался так называемый византийский текст. Византийским называют часто очень разные вещи, но в основном речь идет об основной массе греческих рукописей, которые были созданы после IX века. Чисто количественно они превосходят все остальные типы сохранившегося текста.

Всего в настоящее время известно более пяти тысяч греческих пергаменных рукописей Нового Завета. Некоторые из них представляют собой полные тексты, где текст Нового Завета выписан последовательно, с разбиением отдельно на том с Евангелиями, отдельно на Апостол. Полных греческих Новых Заветов в Средние века известно на самом деле всего лишь около десяти, то есть это не очень распространенный вариант передачи текста, но наряду с полными текстами значительное количество так называемых лекционариев, текстов, где либо представлена разбивка на главы для чтения в церкви, либо церковные чтения выстроены по порядку литургического года, и, соответственно, текст Нового Завета перемешан, то есть евангельские отрывки идут не в том порядке, как они представлены в полном тексте, а в том порядке, как они читаются в течение года.

Так вот, византийский текст, поскольку он достаточно близок к Textus Receptus, многими текстологами оценивался крайне низко, и, по сути, выстроилась такая шкала, на одной стороне которой находился Ватиканский кодекс и похожие на него рукописи IV-V века, а на другой стороне находилась вся эта масса так называемых византийских рукописей, и, соответственно, все прочие источники выстраивались между ними по степени близости или удаленности: чем ближе к Ватиканскому кодексу и Синайскому, тем ценнее рукопись, чем дальше, тем хуже.

Наряду с этими типами пытались выделять, скажем, кесарийский тип текста, так называемый западный тип текста. В отношении каждого из них есть очень много вопросов. Скажем, кесарийская группа, выделенная Кирсопом Лейком, в конечном счете оказалась, по сути, фантомной, то есть это совершенно случайный набор рукописей, который при более детальном исследовании не создает какого-то единства, чтобы говорить о том, что они происходят из одного скриптория или из одного церковного центра.

Так называемый западный текст — первоначально под ним имели в виду греческую основу древнего латинского перевода, предшествующего работе Блаженного Иеронима, так называемый Vetus Latina. То есть обратный перевод с латинского на греческий давал некий греческий прототип, который условно назывался западным, но затем, по мере изучения рукописей, западным стали называть тексты, похожие на кодекс Безы, на тот греческий текст, который сохранился в кодексе Безы.

Однако исследования второй половины XX века показали, что на самом деле западный тип текста представлен в гораздо большей степени в рукописях восточного происхождения, то есть само наименование только запутывает дело, и гораздо ярче те признаки, которые сохранились и отличают текст в кодексе Безы, заметны в рукописях коптских, сирийских, в общем, восточного происхождения. По сути дела, вся вот эта конструкция типов текста к концу XX века стала трещать по швам, и несмотря на то, что в литературе часто до сих пор можно встретить подобные классификации, когда исследователи обращаются к реальному массиву источников, становится очевидным, что так четко выделить, указать на генетическую преемственность между рядом рукописей практически невозможно.

Скажем, такой яркий пример — Александрийский кодекс Библии, который с XVII века служил нуждам новозаветной текстологии. В значительной мере его можно назвать протовизантийским. Те признаки, которые в нем есть, они очень близки к основной массе греческих рукописей, византийских рукописей, хотя исследователи долгое время относили его к источникам первого порядка, то есть близким к Ватиканскому, Синайскому кодексу, и, естественно, локализовали его происхождение в Александрии, что, в общем, крайне трудно доказать или опровергнуть.

То же самое можно сказать в целом о вот этой массе византийских рукописей. Внутри нее тоже можно выделить и несколько типов, и само это множество рукописей не столь едино, как кажется на первый взгляд. Конечно, есть общие признаки, но тем не менее, скажем, текст на уровне X века очень сильно отличается от текста поздневизантийского. Их единство связано во многом с тем, что территория Византийской империи резко сократилась в высокое, позднее Средневековье, и центры, которые производили греческие рукописи, тоже постепенно сошли на нет, и основная масса стала происходить из Малой Азии и Константинополя.

Работа Германа фон Зодена и его учеников

Очень важную работу в первой половине XX века проделал немецкий исследователь Герман фон Зоден. О нем следует сказать особо, по той причине, что его труд, так же, как труд Весткотта и Хорта, определил развитие новозаветной текстологии на десятилетия вперед. В отличие от многих своих предшественников и современников, фон Зоден ориентировался на то, чтобы лично или через учеников получить доступ непосредственно к самим памятникам, не к сделанным кем-то выпискам, не к фототипическим изданиям, а к самим оригинальным источникам.

Благодаря множеству учеников фон Зодену удалось описать огромное количество прежде всего греческих рукописей. Он не только датировал их, указал важные нюансы в тексте, но и распределил их по группам. И вот те издания, которые выходили в XX веке, критические издания греческого Нового Завета, они все так или иначе зависимы от работы фон Зодена.

С одной стороны, в этом был определенный прогресс, потому что в XIX веке, скажем, систематического изучения еще не было. Благодаря фон Зодену был так или иначе описан вот тот массив греческих византийских рукописей, который известен. Были выведены определенные подтипы, семьи внутри вот этого множества источников. Но минус заключается в том, что наследники фон Зодена, его последователи воспринимали его работу как нечто абсолютное, как последнее слово в науке, и вплоть до конца XX века те датировки, которые давал фон Зоден, они считались незыблемыми.

Эберхард Нестле и Курт Аланд

Здесь важно сказать, наконец, о том тексте, который в настоящее время использует большинство библеистов для изучения Нового Завета, текст, который считается достижением науки XX века. Это работа, которая носит имя двух ученых, Нестле и Аланда. Нестле жил в конце XIX — начале XX века, и то, что он сделал, поначалу не казалось столь значимым. По просьбе Британского библейского общества он сделал текст Нового Завета карманного формата, греческий текст. Сделал он его так. Сам он практически исследований серьезных не проводил, но он взял три наиболее популярных критических издания и просто сделал из них такой микс, то есть в том, где эти тексты были между собой согласны, он давал в общем поле, там, где они различались, он выбирал то, что казалось ему наиболее обоснованным. Таким образом, под одной обложкой смешаны оказались издания Весткотта и Хорта, издания Тишендорфа, ну и еще дополнительно он использовал издания, сейчас уже подзабытые (Трегеллес, Ваймаут, потом Вайса), в свое время тоже значимые критические тексты.

И вот, благодаря карманному формату и благодаря поддержке библейских обществ, этот текст достаточно широко распространился, но он не претендовал на некую научную ценность, то есть главное было дать греческий текст для начального изучения, для массового читателя, но постепенно этот текст стал оснащаться критическим аппаратом, на основе, прежде всего, работ фон Зодена, и серьезные перемены произошли, когда к изданию текста подключился немецкий ученый Курт Аланд. Пик его деятельности пришелся уже на время после Второй мировой войны, и так называемое 26-е издание стало наиболее значимым разрывом с предшествующей традицией.

В чем суть работы Аланда и его команды? Они считали, что, во-первых, надо использовать все доступные источники, не только пергаменные рукописи, но и тот массив новозаветных папирусов, который к тому моменту стал известен. Сейчас их насчитывается более 130, но в среднем в критических изданиях второй половины XX века стабильно использовалось где-то 120 папирусов.

Кроме этого, были привлечены цитаты патристических раннехристианских авторов, то есть цитаты, сохранившиеся в сочинениях святых отцов, в отношении которых тоже долгое время исследователи были скептичны. Дело в том, что издания святых отцов, которые осуществлялись начиная с XVI века, очень часто содержали библейские цитаты, исправленные по Вульгате или по какому-то общепринятому на тот момент греческому тексту. В XX же веке исследователи стали говорить о том, что в сочинениях, в оригинальных сочинениях раннехристианских авторов могут содержаться не просто искаженные по случайности цитаты, но тексты, отражающие состояние Нового Завета в ту эпоху. Соответственно, они тоже были включены в разночтения.

Ну и, наконец, главный принцип, которому следовал Аланд, — это необходимость реконструировать тексты Нового Завета вплоть до буквы, то есть возможно не только восстановить, опираясь на какую-то рукопись, но путем критического исследования можно реконструировать отдельные слова и даже отдельные буквы в словах, применяя вот этот метод генетической критики. То есть теория Лахмана в работе Аланда нашла наивысшее выражение. В нашей стране очень популярен перевод учебника по текстологии Брюса Мецгера. Это тоже один из ученых, который тесно сотрудничал с Аландом и во многом разделял те же самые принципы, ту же самую методологию.

Проблема методологии Нестле-Аланда

В чем главная проблема? Проблема в том, что тот текст, который в конечном итоге был создан Аландом, — это, по сути дела, новодел. Нет ни одной греческой рукописи, которая бы сохранила именно этот текст. Дело в том, что в одном поле оказалось смешано все то множество традиций, которое известно. Скажем, когда издается какой-нибудь классический автор, количество памятников, на которые можно опираться при его издании, ограничено, небольшое число рукописей. Единственное отличие — это, наверное, сочинения Гомера, о которых я еще чуть дальше скажу.

Но, как я уже говорил, греческих рукописей Нового Завета больше пяти тысяч, больше ста папирусов, в общей сложности где-то 20 тысяч рукописей, если считать с переводами на латинский язык, древними переводами на коптский, сирийский, армянский, грузинский и так далее. И вот из всего этого массива путем манипуляций определенного рода, логических умозаключений выстраивается некий единый, цельный текст. Очевидно, что это апофеоз субъективизма.

Брюс Мецгер, которого я упоминал, составил сопровождающий издание Аланда текстологический комментарий, где в каждом отдельном случае объясняется, почему составители выбрали то или иное чтение, и в каждом случае логика совершенно разная. То есть это говорит о том, что научная методика не работает. Памятников столь много, что выявить из них некое общее ядро крайне трудно.

Сейчас вышло уже 28-е издание текста Аланда, но оно, по сути, мало чем отличается от двух предшествующих. Эта методология действует до сих пор. Тем не менее ученые, которые работают с реальными рукописями, понимают, что требуется какая-то альтернатива. Понятно, что и византийский текст тоже не вполне удовлетворительный, но тем не менее нельзя просто проигнорировать все количество рукописей, выделить из них минимальное число, казалось бы, наиболее древних и вот на их основе нечто реконструировать.

Благодаря развитию современных технологий появилась некая альтернатива, то есть возможность за счет технологий гипертекста, создания неких электронных компьютерных оболочек дать доступ исследователям, богословам ко всему массиву данных. Возможно, это в дальнейшем поможет создать некую столь же значимую альтернативу, как труд Аланда. Пока этот процесс только-только начинается. Есть издания по отдельным, скажем, Евангелиям, или отдельным Посланиям апостола Павла, или Апокалипсису, но цельного текста, которым можно было бы заменить [Нестле-Аланда], пока нет.

Все, что доступно, — это либо какие-то коммерческие альтернативы, либо еще худшие варианты, чем текст Аланда. Скажем, Общество библейской литературы (Society of Biblical Literature, SBL – прим. ред.), один из таких авторитетных институтов, институций, объединяющих ученых по всему миру, выпустило свой вариант Нового Завета, но, по сути, это та же методология, которой когда-то следовал Нестле при создании своего первого критического текста. Они собрали все известные критические издания и все, что у них было общего, поместили в основное поле, а то, чем они отличаются друг от друга, поместили в разночтения, то есть чисто механическое соединение текстов, которые созданы на разных принципах, на разных основаниях.

То же самое касается изданий так называемого византийского текста. Есть несколько вариантов, когда исследователи пытаются издать, скажем, византийский текст на уровне X-XI века или издать текст протовизантийский, но все это так или иначе не принимает в расчет принципов, по которым новозаветные тексты создавались и распространялись.

Автор и секретарь в поздней античности

Давайте теперь перейдем ко второй части, и здесь необходимо сказать о том, как, собственно, Новый Завет переписывался, передавался в древности и ранее Средневековье. Тогда станет, мне кажется, более понятным, каким же принципам необходимо следовать при поисках апостольского текста. Первое, что необходимо признать, это то, что Новый Завет и его копирование, создание и распространение ничем фундаментально не отличалось от создания и распространения текстов других классических авторов той эпохи.

Прежде всего нужно сказать, что в классическую эпоху в античности текст практически никогда не создавался в одиночку. То есть вот та ситуация эпохи Просвещения, когда есть автор, который всецело отвечает за свой текст, пишет его своей собственной рукой и затем отдает его в печать, эта ситуация для античного мира крайне редка. В основном, для создания текста использовалась помощь секретарей, причем текст секретарям надиктовывался. У нас есть ряд описаний античных авторов, как они создавали свои тексты, и во всех случаях речь идет о том, что автор диктует свой текст секретарю.

Причем работа секретаря считалась низкоквалифицированной. В основном, это были или рабы, или люди из низших слоев общества, ну или, скажем, если речь шла о философах, это их ученики, которые, как студенты, записывали за ними конспекты. После того, как скорописец записывал и создавал некий черновик, этот черновик вычитывался автором, и в него вносились определенного рода исправления. Затем, если автор хотел закрепить свое авторство и сделать текст известным, то готовилось уже так называемое издание текста – экдосис. Причем, в отличие от эпохи книгопечатания, тираж текста никогда не определялся заранее. В большинстве случаев копирование и распространение производилось либо по частным, уникальным заказам, либо в очень ограниченном количестве для определенных целей.

Скажем, такие значимые фигуры, как Цицерон, в целях политической борьбы могли себе позволить завести большой штат переписчиков, писцов, которые достаточно быстро после произнесения Цицероном той или иной речи копировали, в большом числе копий распространяли его речи по Италии и Средиземноморью, но в большинстве случаев речь шла о том, что создавалось не больше десятка копий. Они раздавались близким, друзьям или отдавались в библиотеки.

Причем античные библиотеки-скриптории — это были такие комплексные заведения, которые одновременно служили и хранению книг, и их переписыванию, и продаже, то есть это и книжный магазин, и библиотека, и скрипторий в одном месте. Причем понятно, что раннехристианские авторы изначально должны были обращаться к профессионалам-язычникам, то есть это были заведения общедоступные, и для копирования Нового Завета никаких своих ресурсов у церкви первоначально не было.

О том, что у апостолов существовали секретари, мы знаем из самого текста Нового Завета. И апостол Павел об этом неоднократно упоминает, и церковное предание сохранило сведения о том, что, скажем, секретарем апостола Петра был евангелист Марк, у евангелиста Иоанна был секретарь Прохор. Они так или иначе помогали, участвовали в создании текста.

Что важно отметить? В античную эпоху вся ответственность за текст ложилась на автора. Если он не выверил и не вычитал текст, то все ошибки, привнесенные при диктовке, ложились на автора. Хотя вмешательство переписчиков было минимальным, но тем не менее по неосторожности или еще как-то они все-таки могли внести какие-то свои искажения в текст. И у нас есть свидетельства опять же античных авторов, философов в том числе, о том, что им приходилось сталкиваться с ситуацией, когда к ним приходили друзья и просили заново исправить текст, который они получили, потому что он оказался дефектным.

Скажем, интересная ситуация с Порфирием, учеником философа Плотина, который описывает ситуацию на уровне III века н.э. Он говорит о том, что ученик Плотина Амелий, который записывал его лекции, дал свой список кому-то из знакомых. Тот, живя где-то в Восточном Средиземноморье, хотел его скопировать, но не мог долгое время найти профессионала, который умеет качественно переписывать греческие рукописи. Переписали его кое-как, он просил прислать ему новую копию для сверки. То есть у нас для античной эпохи практически нет такой ситуации, когда бы из одного скриптория, из-под пера одного и того же переписчика вышли несколько одинаковых, стандартных копий текста, то есть все эти копии так или иначе отличались друг от друга, и мы никогда не можем быть уверены, что текст не поновлялся автором на протяжении его жизни нескольких раз и копия, которая получила хождение, потом не исправлялась, не сверялась с каким-то другим оригиналом.

Кроме того, что важно отметить, переписчики, которые учеными XIX, XX века считались главными виновниками искажений новозаветного текста, в действительности вносили в него не столь серьезные исправления, то есть ответственность за редактирование текста на них практически никогда не лежит. Ошибки действительно постоянно встречаются, ошибки, какие-то неточности, искажения, но важно понять, что должно произойти какое-то серьезное деяние, скажем, вмешательство императорской власти или уровня епископской кафедры для того, чтобы то или иное искажение оказалось устойчивым и зафиксированным в традиции. То есть при наличии массы расхождений все эти расхождения носят такой стихийный характер. Так кто же ответственен за редактирование текста?

Роль древних корректоров

Вот здесь мы подходим к еще одному очень важному аспекту, который долгое время не учитывался в новозаветной текстологии. Это роль так называемых корректоров (по-гречески «диорфоты»). Не каждый скрипторий имел в своем распоряжении справщика, или корректора. Они были только в наиболее значимых и крупных скрипториях. В христианской традиции такой скрипторий, полностью оснащенный штатом, был создан впервые только Оригеном. У него были и писцы, и справщики, и были даже специальные женщины (об этом сообщает Евсевий), которые писали красивым почерком и оформляли рукописи. Так вот, справщики занимались тем, что они отбирали для копирования лучшие рукописи, оценивали их и, опираясь на традиции античной филологии, проводили полную сверку и корректировку текста, для того чтобы в дальнейшем ошибки уже не передавались дальше.

Что представляла собой античная критика текста? Ее развитие связано прежде всего с Александрией и Александрийской библиотекой. В конце эллинистической эпохи, в раннюю римскую эпоху стало очевидно, что наиболее популярные авторы, такие, как Гомер, который составлял основу школьного образования, ну а также и философы, сочинения Платона, Аристотеля, находятся в очень плачевном состоянии: множество некачественных копий, ошибок, разрозненность корпуса. И александрийские филологи занялись тем, что они стали систематически собирать сочинения этих значимых авторов, философов и поэтов, выверять их и создавать наиболее авторитетные рукописи, на основе которых происходило дальнейшее копирование. Для этого они разработали целую систему корректорских знаков, и вот эта система была унаследована Оригеном и затем еще и в IV веке продолжала использоваться христианскими справщиками при работе с текстом Нового Завета.

Почему я на этом останавливаюсь? Здесь очень полезно сравнить ситуацию с Гомером. Сохранилось больше 700 папирусов с сочинениями Гомера. Сохранилось множество средневековых рукописей, в том числе довольно значимых красивых кодексов с выверенным текстом, есть также первопечатные издания, очень авторитетные в новое время, и есть огромное количество реконструкций текста Гомера. На самом деле, что написал Гомер — это точно такая же проблема, как и с новозаветными авторами. И какой из текстов выбрать и положить в основу реконструкции текста Гомера — это тоже очень серьезный вопрос: взять ли текст из большого числа папирусов, которые в настоящее время известны, взять ли текст, выверенный александрийскими справщиками и попавший в эти крупные, значимые кодексы позднеантичные, или же следует опираться на традицию большинства, которая сохранялась на протяжении Средних веков и затем попала в первопечатные издания.

Кодексы, папирусы и неизбежность разночтений

Этот вопрос может быть точно так же сформулирован и в отношении Нового Завета. На мой взгляд, очень важно отметить фундаментальное расхождение между теми значимыми унциальными кодексами (Александрийским, Синайским, Ватиканским или тем же кодексом Безы) и целым рядом других рукописей и большим числом папирусов, которые были обнаружены на рубеже XIX — в начале XX века в Египте. Значительное число папирусов представляет собой свидетельство так называемого стихийного копирования, то есть ни один из этих фрагментов, сколь бы древним он ни был, не может считаться значимым и ставиться на один уровень с унциальными крупными пергаменными кодексами, по той причине, что вот эти пергаменные кодексы, несомненно, создавались в тех скрипториях, которые были оснащены штатом корректоров-справщиков. То есть эти тексты получились не случайно, а в их основе лежит определенного рода принцип и методология.

Откуда взялись эти крупные кодексы? Известно из сочинений Евсевия Кесарийского, что император Константин после торжества христианства в Римской империи повелел создать 50 кодексов, полных кодексов Библии для наиболее крупных кафедр. Нужно сказать, что по ситуации III, IV века да и даже в настоящее время создание каждого пергаменного кодекса — это очень серьезный труд. Это то, что стоит очень дорого: и сам материал (по сути, для выделки кож нужно небольшое стадо скота), и труд переписчиков, корректоров. То есть только участие какого-то серьезного спонсора, в данном случае в лице государства, императора, могло привести к созданию этих крупных кодексов.

Второй важный момент — это то, что не каждая церковь могла себе позволить скопировать такой текст. По сути, средневековая традиция греческого текста, да и латинского, во многом отличается от этих крупных унциальных рукописей, именно по той причине, что их было и ограниченное число, и их копирование не стало массовым. То есть несмотря на то, что появились такие хорошие, выверенные справщиками рукописи, все прочие церковные общины продолжали копировать текст Нового Завета самостоятельно, на основании тех рукописей, которые были в их распоряжении. Отсюда мы видим такое большое количество разночтений. При этом вся эта масса разночтений не представляет собой какой-то единой редакции.

Скажем, такой очень, наверное, значимый пример — это чтение о женщине, взятой в прелюбодеянии, рассказ, который содержится в Евангелии от Иоанна (глава 8, стихи 1– 11 – прим. ред). Этот текст — я о нем буду говорить чуть подробнее, наверное, в лекции об Иоанновой традиции — не встречается во многих византийских рукописях и только, наверное, с X–XI века начинает систематически копироваться, то есть попадает в основную традицию. При этом текст очень древний. Есть целый ряд таких примеров.

Так вот, единственная, наверное, ситуация, где вот эти унциальные кодексы сыграли свою роль для корректировки новозаветной традиции, это латинская традиция. Блаженный Иероним, видимо, имел доступ если не к самому Ватиканскому кодексу, то к каким-то очень близким рукописям и делал перевод Нового Завета, да и Ветхого Завета, на латинский язык, опираясь именно на эти исправленные кодексы. Это как раз одна из причин, по которой традиция Вульгаты все-таки имеет значение для новозаветной текстологии, несмотря на то, что на протяжении столетий ее третировали и считали самой худшей, даже еще худшей, чем традиция византийская греческого текста, наиболее искаженная, удаленная от апостольского времени. Она для нас сохраняет вот ту традицию, скорректированную в IV веке.

Что касается папирусов, как я уже сказал, нельзя все то количество папирусов, которые обнаружены и продолжают находить в Египте, нельзя считать, что они по времени более близки к апостольской эпохе и поэтому могут служить более надежной основой для реконструкции текста апостольских времен. Дело в том, что ряд, значительное число папирусов датируются вообще VI, VII веком после Р.Х., то есть, несмотря на то, что они на папирусе, это тексты не древние по своей сути.

А те папирусы, которые датируются III веком, часто содержат такое количество исправлений, что видно, как уже на уровне III века текст Нового Завета был в значительной степени поврежден и копировался с ошибками, которые требовали вмешательства. Есть некоторое количество папирусов, которые, несомненно, вышли из хороших скрипториев, и они привлекаются к реконструкции текста, наряду с Синайским, Ватиканским кодексом и так далее. Есть общая классификация, и эти папирусы, по этой общей классификации, имеют номера, скажем, 66, 75. Имеется целый ряд таких хороших рукописей.

Казус датировки папируса P52

Отдельно можно сказать о датировках. В широко распространенном издании Нестле-Аланда содержится таблица, полный список новозаветных рукописей, которые издатели составили, опираясь часто на фон Зодена. Так вот, те датировки, которые там даются, они не бесспорные, и для многих папирусов есть расхождения от одного до двух веков с датировкой.  Самый яркий пример — папирус, который долгое время считался древнейшим свидетельством как новозаветного текста, так и, в частности, Евангелия от Иоанна, папирус с номером 52.

Очень часто в литературе до сих пор можно встретить его датировку 125 годом. Откуда она взялась? Исследователи, которые обнаружили этот папирус в Египте, они датировали его примерно. Написали, что это, скажем, середина — вторая половина II века. Затем кто-то из ученых скорректировал и сказал, что, возможно, это даже и вторая четверть II века, но в изданиях это было записано таким более буквальным способом: 125-150 годы н.э. В самом папирусе никакой даты нет: ни колофона, никаких признаков, которые бы позволяли привязать к конкретному году время создания этого памятника. Но благодаря и СМИ, и просто некоей тенденции к абсолютизированию, и, конечно, всем хотелось бы иметь столь древний текст, постепенно вот эта вторая дата, 150, выпала, и оказалось, что памятник получил датировку 125 годом. То есть, по сути, это случайная, взятая с потолка дата, которая не основана на фактических данных, и отсюда идет вот такое убеждение, что у нас есть столь ранний памятник раннехристианской литературы.

В действительности от раннехристианской эпохи сохранилось не больше десятка папирусов, все остальные более позднего времени, IV и позже веков. И чаще всего это, конечно, тексты отрывочные, которые могут сказать о состоянии текста на уровне III века, но в каком-то очень ограниченном объеме. То есть полный текст Нового Завета для нас доступен, самый ранний, только в унциальных пергаменных кодексах.

Некоторые итоги и научные перспективы

Так вот, учитывая то, как копировались античные авторы, как они переписывались и распространялись, мы можем сказать сейчас, что единого апостольского текста никогда не существовало, то есть если он и существовал, то очень короткий момент времени, до того момента, пока апостол не начал исправлять свой текст, или не началось его копирование. Причем, что важно, так же, как в ситуации с Гомером или с важными классическими авторами: Платоном, Плотином, Аристотелем, популярными авторами, поэтами – Новый Завет был изначально ориентирован на массового читателя, и его копирование было практически невозможно проконтролировать, и вот весь тот массив рукописей, который есть, и то количество расхождений (некоторые исследователи оценивают общее число разночтений в новозаветных рукописях примерно в 400 тысяч), очевидно, что мы не в состоянии их свести к некоему единому протографу.

То есть та методология, которую еще в XIX веке предложил Лахман и выражением которой является работа Аланда и созданный его группой текст, при наложении на реальную ситуацию раннехристианской эпохи она абсолютно не работает. То есть вывести протограф путем генетического метода, вернуться к архетипу нереально. Количество памятников столь велико и расхождение между ними таково, что привести их к единому знаменателю невозможно. Причем, что важно, эти расхождения касаются не только и не столько каких-то богословски значимых или исторически значимых мест в Новом Завете, но основная их масса относится, скажем, к пунктуации, к разбивке текста на смысловые отрывки, к правописанию, а это совершенно невозможно оценить с точки зрения древности или вторичности.

Скажем, часто в новозаветных текстах упоминается имя «Иисус» либо говорится, скажем, «Господь Иисус», «Иисус Христос» или еще какие-то варианты, просто «Господь», но мы никогда не можем быть уверены, что вот то чтение, которое сохранилось, оно является первоначальным, потому что это обращение или наименование Спасителя, которое переписчиками и справщиками могло исправляться в любую сторону, совершенно неконтролируемо. Мы не можем сказать, как именно выражался апостол в данном случае, когда он пересказывал деяния, события земной жизни Спасителя.

То же самое относится к цитатам Ветхого Завета. Мы никогда не можем быть уверены, что текст, который, скажем, на первый взгляд, содержит ошибку, был произнесен апостолом с ошибкой, или, наоборот, что у апостола в распоряжении была некая особенная рукопись Ветхого Завета, которая содержала именно такой вариант текста. И, соответственно, когда Аланд и его команда реконструируют текст, они исходят из своих собственных соображений, но доказать, опираясь на документы, что мы имеем именно самое древнее чтение, именно такое, совершенно невозможно. Соответственно, современный подход в текстологии заключается в том, что нужно исследовать весь массив данных, а не создавать изначально некую идеальную схему типов текста или происхождения текста. Нужно отталкиваться от реальных памятников и рассматривать то или иное чтение на основании всего доступного материала.

Отдельно скажу в заключение о работе очень популярного в настоящее время, и в России в том числе, библеиста Барта Эрмана. Эрман — ученик упоминавшегося мной Брюса Мецгера, и именно под его редакцией вышло последнее издание учебника Мецгера по текстологии. В чем значимость работы Эрмана? Он создал команду учеников, которые начали систематически исследовать сочинения раннехристианских писателей и святых отцов и систематически реконструировать текст Нового Завета, который сохранился в их сочинениях. То есть были созданы, скажем, работы по сочинениям Оригена, Дидима Слепца, — это то, чем сам Эрман занимался, — Афанасия Александрийского, Григория Назианзина, Василия Великого и так далее. То есть сейчас в нашем распоряжении есть уже не только папирусы и унциальные рукописи или более поздние минускульные рукописи Нового Завета, но также и удобные для использования библейские тексты, читавшиеся святыми отцами, то, что раньше было крайне трудно привлекать в новозаветной критике текста.

Кроме того, XX век дал нам доступ к большому числу раннехристианских переводов Нового Завета на восточнохристианские языки: диалекты коптского языка, сирийский, армянский. Наиболее значимые, конечно, древние латинские переводы. Соответственно, сейчас вот та тенденция, которая есть, позволяет учитывать, благодаря компьютерным технологиям, весь этот массив данных.

К сожалению, не всегда возможно использовать переводы на эти восточные языки из-за самих особенностей того или иного языка. Скажем, с коптского языка перевести обратно на греческий и выявить его прототип возможно. С сирийского обратный перевод на греческий практически не дает возможности реконструировать греческий текст. Наиболее, наверное, удобные и важные для реконструкции текста апостольской эпохи это переводы на диалекты коптского, прежде всего саидский, и старолатинские рукописи – то, что позволяет нам понять, каким был текст по крайней мере на уровне II-III века. Что было в I веке —это пока то, что является предметом исследования. Это то, что современными методами реконструировать пока что невозможно.

Александр Ткаченко